Авторы знаменитых романов "Двенадцать стульев" (16+) и "Золотой телёнок" (16+) Илья Ильф и Евгений Петров мечтали добраться до Дальнего Востока и даже пытались отправить туда своего Остапа Бендера, добывшего заветный миллион и ощутившего после этого душевный вакуум. Однако в апреле 1937 года Ильф скончался от туберкулёза. Мечту Петров осуществил в одиночку, прибыв в июле того же года на Дальний Восток в качестве спецкора "Правды" (12+). Побывал он и в молодом Биробиджане, в марте 1937 года преобразованном из рабочего посёлка в город. О подробностях этой командировки для читателей ИА EAOMedia рассказывает Василий Авченко. Кстати, именно сегодня, 30 ноября (по новому стилю 13 декабря)отмечается день рождения Евгения Петрова.
Путь на Дальний: к расплавленным планетам
На Дальнем Востоке Петров провёл несколько летних и осенних месяцев 1937 года. Передавал по телеграфу заметки в "Правду" (12), публиковал в "Тихоокеанской звезде" (12+) фельетоны — о недостатках торговой сети, отсутствии в хабаровских ресторанах рыбы, о грязи в гостиницах, а также страсти местных чиновников к бессмысленным и бесконечным заседаниям. Отдельные недостатки, впрочем, не отменяли общего восхищения: "Дальний Восток — это страна чудес… Недаром сюда стремится молодёжь со всех концов Союза… Дальневосточный край вызывает законную гордость у советского гражданина, о нём помнят и интересуются, о нём заботятся так, как, пожалуй, не заботятся ни об одном крае". Через полвека с небольшим прилив сменится отливом, жители подзаброшенных восточных окраин наперегонки потянутся "на Запад". Дальний Восток потеряет четверть жителей — целое Приморье…
В 1938 году на страницах журнала "Огонёк" (12+), который редактировал знаменитый журналист Михаил Кольцов, вышло восемь очерков Евгения Петрова под общим названием "Путешествие на Дальний Восток" (6+). Эти тексты, которые почему-то не включают в собрания сочинений Ильфа и Петрова, позволяют восстановить командировочные маршруты писателя.
Сначала — Хабаровск, Комсомольск-на-Амуре (этот город, заложенный в 1932 году, Петров сравнил с Гаграми и Новороссийском), нанайские речные стойбища: "Революция совершила чудо. Она остановила вымирание нанайского народа… Население значительно увеличилось и продолжает увеличиваться". Затем — Биробиджан, Владивосток, где писателя сильнее всего поразил китайский театр, и наконец — Магадан. В столице Колымского края Петров встречался с директором Дальстроя Эдуардом Берзиным и начальником Севвостлага Иваном Филипповым, знакомился с заключёнными, строившими дороги и добывавшими трудное золото Колымы.
Комсомольск, где всё находилось "в состоянии бурного движения", Петров сравнил с "расплавленной планетой". Такой же раскалённой планетой, которая "ещё только начинает затвердевать", показался ему и Биробиджан — центр учреждённой в 1934 году Еврейской автономии. Очерк Петрова "Еврейская автономная область" (6+) вышел в "Огоньке" в апреле 1938 года.
Страницы журнала Огонек за 1938 год с очерком Е. Петрова. Фото: ИА EAOMedia
Страницы журнала Огонек за 1938 год с очерком Е. Петрова. Фото: ИА EAOMedia
Страницы журнала Огонек за 1938 год с очерком Е. Петрова. Фото: ИА EAOMedia
"Громадному большинству нравится в Биробиджане"
В Биробиджане Петрову показывали землянки первых переселенцев, которые он назвал "Копай-городом", и "мрачную покосившуюся лачугу" с пышным названием "Кино Гигант", ещё недавно — единственный культурный центр. Но уже теперь, свидетельствовал Петров, построен новый театр (с пожарным в каске, просторным фойе и, конечно, буфетом), обустроен новый парк… Впрочем, слово "новый", быстро решил он, употреблять нет смысла: "В Биробиджане — всё новое". Писатель констатировал: "…Уже трудно поверить, что какие-нибудь два-три года назад здесь была непроходимая заболоченная тайга. Нелёгкое дело — отвоевать землю у тайги. Но когда земля отвоёвана, она даёт отличный урожай".
Комсомольск, строившийся руками молодёжи, называли Городом Юности. Биробиджан с самого начала был иным.
В отличие от Комсомольска, где старый человек большая редкость, здесь старики составляют, так сказать, нормальный процент населения. Сюда приезжают большими семьями — начинать новую жизнь. И сразу же, уже в первые месяцы, определяются люди, которым "не понравилось", и люди, которым "понравилось".
Ведь это не шуточное дело — вдруг, с такого-то числа сделаться хлебопашцем. Мне кажется, история не знает подобных метаморфоз, — писал Евгений Петров. — Привычно звучит выражение: "Он вышел из крестьян". И только в Биробиджане можно услышать удивительные слова: "Этот крестьянин вышел из приказчиков, или извозчиков, или маленьких торговцев". Те, которым "не понравилось", обычно уезжают. Биробиджанцы не любят вспоминать о них. Но таких мало. Громадному большинству нравится в Биробиджане".
Писатель набрасывал колоритные портреты пожилых, но полных энтузиазма биробиджанцев. Старый Розенберг, приехавший сюда одним из первых, колхозник Нахимберг из Валдгейма ("старик с лицом патриарха нашёл здесь, на советском Дальнем Востоке, обетованную землю"), старик Гитерман из Бирофельда — инспектор по качеству в колхозе: "…Всю свою жизнь прожил на Украине и с удовольствием сравнивает биробиджанскую землю с украинской"…
Разумеется, хватало и молодёжи. Для детей, сообщал Петров, в Биробиджане созданы "исключительные условия жизни". Вот картинка с натуры из детдома-детсада:
"…Нина Полякова осталась беспризорной после смерти старика-деда.
— Я еврейка, — сказала она про себя.
— Не выдумывай, Нина, — сказала ей руководительница, — ты же знаешь, что ты русская.
— Нет, я еврейка, — упрямо повторила девочка. Воспитываясь с другими детьми, она отлично научилась говорить по-еврейски и читала мне вслух стихи Переца.
— Я ничего не понимаю, — сказал я ей. — Ты мне по-русски что-нибудь прочти.
И девочка стала читать из Пушкина. Руководительница детского дома тов. Рубинчик очень любит девочку.
— Мы обучаем Нину русскому языку и русской литературе, как, впрочем, и всех детей. Пусть вырастет, а там пусть решает на здоровье, кто она такая — русская или еврейка.
Есть в доме и китайчонок, маленький примерный мальчик. Он говорит и по-русски, и по-еврейски, и по-китайски. Когда я спросил, как его зовут, он ответил басом:
— Антон".
Страницы журнала Огонек за 1938 год с очерком Е. Петрова. Фото: ИА EAOMedia
Страницы журнала Огонек за 1938 год с очерком Е. Петрова. Фото: ИА EAOMedia
Радужные мечты и беспощадная реальность
Ещё в 1936 году арестовали, а весной 1937 года расстреляли Иосифа Либерберга, первого председателя исполкома ЕАО. В начале 1937 года был снят с должности и исключён из партии, а несколько месяцев спустя арестован и расстрелян его преемник Михаил Каттель. Но об этом в очерке Петрова не сообщалось. Он застал и изобразил Еврейскую автономию рассветной поры, его Биробиджан — город весёлый и устремлённый в светлое будущее. Если описываются недостатки и проблемы — то, во-первых, неизбежные при созидании нового, а во-вторых — преодолимые. Биробиджан у Петрова хотя и "не представляет ещё земного рая", но явно находится на пути к этой цели. "Пусть читателей не пугает вид ухабов и луж. Это было летом прошлого года. Теперь их, по всей вероятности, уже нет на этой улице. Прошлым летом улицу начали мостить брусчаткой", — пишет Петров. Вот-вот по свежей брусчатке проедет легковая облисполкомовская "эмка", праздно сверкающая чёрным лаком из-под навеса. А пока ответственные работники ласково похлопывают её по фарам, а потом со вздохом садятся в более проходимый "газик"…
Евгений Петров признавался, что ему не хотелось уезжать ни из Комсомольска, ни из Магадана, ни из Биробиджана — молодых городов Дальнего Востока:
При всех своих технических недостатках города эти обладают удивительной притягательной силой".
Но уехать, конечно, пришлось. В планах писателя была книга — не то о Колыме и "перековке" осуждённых, не то о Дальнем Востоке в целом. Возможно, крест на этом замысле поставила начавшаяся в стране ежовщина. Многие дальневосточные собеседники Петрова попали под репрессии, и стало ясно: для книги уже (или ещё) не время. Всё ограничилось очерками в "Огоньке", а потом началась война. Летом 1942 года военкор Евгений Петров — брат Валентина Катаева, прототип Павлика из его повести "Белеет парус одинокий" (12+) и милиционера Володи Патрикеева из книги Александра Козачинского "Зелёный фургон" (12+), — погиб в авиакатастрофе, возвращаясь из осаждённого Севастополя.
